Плюшевый медвежонок - Страница 26


К оглавлению

26

Кен мог быть доволен: не всякому удалось бы пробиться к одному из заправил влиятельнейшего банка, да к тому же, как он надеялся, поговорить с ним в домашней обстановке.

«Десять минут — не слишком-то щедро», — с досадой пробормотал Кен, садясь в патрульную машину. Именно столько Адаме отвел на беседу. И при этом секретарь дал ему понять, что подобное одолжение сделано исключительно для полиции — обычно мистер Адаме отводил посетителям не более пяти минут.

Патрульная машина миновала северный Манхэттен и поехала по Мэдисон-авеню, а затем вдоль Центрального парка, мимо резиденций самых богатых людей мира.

В двух шагах от бедствующего Гарлема располагались сверхдорогие жилища, собравшие в себе, наверное, всю роскошь, доступную в этом мире. Еще один из контрастов многоликого Нью-Йорка.

Квартира Лайонела Адамса находилась на последнем этаже тридцатиэтажвого жилого дома в восточной части Центрального парка, на 68-й улице. Хотя это был центр города, но благодаря густой зелени парка дышалось тут легко.

— Не то что гарлемский воздух, — пробурчал Кен. Он вырос в трущобах, долго служил в низших полицейских чинах и не испытывал симпатии к богатству.

К тому же он всегда считал, что богатство и бедность определяются факторами, не зависящими от способностей и стараний человека.

— Похоже, что обитатели этого квартала платят даже за воздух, которым дышат, — сказал Маг, молодой полисмен, сидевший за рулем патрульной машины.

— Стало быть, мы урвали себе бесплатно частицу тоге воздуха, за который они выкладывают наличные.

— Выходит, что так.

— Пока они с Магом переговаривались, машина подъехала к зданию, которое они искали.

— Ну, ладно. Подожди меня где-нибудь неподалеку. Я скоро.

Вряд ли ему уделят больше десяти минут. Выйдя из машины, Кен вошел в вестибюль здания. На полу был пушистый ковер, и поэтому великолепный, но совершенно безлюдный холл несколько напоминал гостиницу.

Здесь находились лифты. Кен взглянул на световые табло — всюду по двадцать девять этажей. Жилище Адамса на тридцатом. Кен подумал было, что лифт довезет его до двадцать девятого этажа, а дальше он поднимется пешком, как вдруг взгляд его уперся в табличку с надписью: «Только к Лайонелу Адамсу».

«Так у него персональный лифт», — подумал Кен, чувствуя, как в нем нарастает раздражение, и нажал кнопку вызова. Из маленького окошечка в верхней части двери раздался голос:

— Кто вы?

— Инспектор Шефтен из двадцать пятого участка. Мне назначено прийти к часу дня.

Дверь плавно открылась.

— Входите, пожалуйста, — подбодрил голос. Наверняка Кена сейчас разглядывают через какую-нибудь скрытую телевизионную камеру.

Он вошел в кабину, и дверь сама закрылась за ним. Пол кабины был устлан ковром такой толщины, что нога утопала в нем. Откуда-то полилась мягкая музыка, заполнив небольшое пространство лифта. Кену показалось, что он перенесся в совсем другой мир.

Музыка смолкла, кабина остановилась. Опять бесшумно, но теперь с противоположной стороны открылась дверь. Это и впрямь был иной мир.

У двери лифта стоял, почтительно склонив голову, дворецкий в смокинге. Позади него разноцветными струями переливался фонтан. От света хрустальной люстры на потолке и специальных осветительных устройств в самом фонтане цвет воды все время менялся. Почему-то казалось, что дворецкий возник именно из этого фонтана. На полу лежал ковер такой же толщины, что и в лифте, совершенно поглощавший звук шагов. Сюда почти не доходил шум с оживленной Мэдисон-авеню.

Вдруг повеяло ароматом цветов. В центре фонтана был устроен сад… Ничего не скажешь — эдакий изысканный мирок, изолированный от нью-йоркской суматохи.

— Добро пожаловать. Мистер Адамс ждет вас, — сказал дворецкий и повел Кена мимо фонтана. В садике цвели редкостные для этого времени года цветы. Должно быть, их пересадили сюда из теплицы. «На один такой цветок, наверно, месячного заработка моего и то не хватит», — подумал Кен, невольно почувствовав себя ничтожной букашкой.

Лайонел Адамс ждал Кена в гостиной, из окна которой был виден весь Центральный парк. Он сидел на диване, обитом какой-то похожей на шелк материей, в весьма непринужденной позе. Ему было лет пятьдесят, и вид у него был внушительный — вполне соответствовавший его положению. Седые волосы, голубые глаза, широкий лоб, нос крючковатый, рот крепко, по-волевому сжат.

— Мистер Шефтен? — спросил он и, протянув руку, представился: — Адамс. Прошу вас, садитесь. — В нем чувствовалась уверенность и раскованность человека, преуспевающего в жизни.

Лайонел Адамс, поднявшись, встал спиной к окну. В Нью-Йорке мало зелени, и большое окно было рассчитано на то, чтобы вид из него поражал своей грандиозностью. За спиной Адамса был виден Центральный парк, за ним — здания Вест-Сайда, еще дальше, словно море, распластались городские районы на другом берегу Гудзона.

Кен не мог разобрать выражения лица Адамса, стоящего спиной к свету, но ощущение было такое, что его изучают самым пристальным образом, а это было весьма неприятно. Может быть, Адамс всегда так встречает человека, впервые пришедшего в нему в дом?

— Итак, мистер Шефтен, какое у вас ко мне дело? Видите ли, мой день расписан по минутам… — сказал Адамс, взглянув на часы и давая понять таким образом, что его собеседнику придется довольствоваться лишь обещанными десятью минутами.

Кен не был уверен, что уложится за это время. Но раз уж он сюда добрался, он решил действовать решительно.

26