Плюшевый медвежонок - Страница 58

Добраться до Яцуо можно было самолетом либо поездом; железнодорожных маршрутов оказалось даже два, но оба о пересадкой. Полицейские выбрали новую магистраль Токайдо, по которой ходил удобный для них ночной поезд. Командировка не обещала богатого улова, а потому не допускала излишней траты времени и денег. Правда, они все же взяли спальные места: утром предстояла большая работа. Поезд отправлялся с вокзала Уэно в 21.18 и прибывал в Тояма на следующий день в 5.10 утра. Постели были уже приготовлены. Но легли они не сразу. Постояли немного у вагонного окна.

— Если бы не это дело, никогда бы, наверно, нам в Яцуо не попасть, — задумчиво сказал Ёковатари, когда прозвенел звонок к отправлению и поезд плавно тронулся с места.

— Ёко-сан, вы то же самое говорили и в Киридзуми, — заметил Мунэсуэ.

— Да? В самом деле? — Ёковатари помолчал, словно что-то припоминая, а потом сказал: — Мне вот сейчас пришло в голову, что если б мы не поехали в Киридзуми, то старуха Танэ осталась бы жива.

— Как знать. Может быть, убийца Джонни здесь ни при чем. Связь между ними пока не доказана.

— Ну, сам-то ты вроде уверен, что она есть.

— М-м-м…

— Так вот, мы, значит, съездили себе туда, куда бы нам иначе ни за что не попасть, а старушку из-за этого убили. Дорогая плата.

— По-моему, это вы чересчур.

— Уж очень я тревожусь за ее внучку, Сидзуэ.

Мунэсуэ тоже думал о девушке. Она потеряла единственного близкого человека. Пожалуй, из-за Сидзуэ в конечном счете и родилась у него эта идея — поехать в Яцуо.

— Преступника мы, может, и поймаем, а вот утешить девушку нам не по силам, — продолжал Ёковатари. Раньше такой чувствительности никто за ним не замечал.

— Старушка-то была уже почтенных лет. Не умри она сейчас, так все равно недолго бы протянула.

— Завидую твоей рассудительности.

— У меня родных и близких нет, я привык к одиночеству. И потом, не зря говорят — любая боль проходит. Все равно каждый живет сам по себе.

— А ты жениться не собираешься?

— Друг о друге они знали не много, но Ёковатари как-то слышал, что Мунэсуэ холостяк.

— Когда-нибудь можно и жениться, но пока что-то не хочется.

— Женишься, дети пойдут, по-другому станешь думать.

— Ну, женюсь, ну, заведу детей — да только они тоже будут каждый сам по себе. Всю жизнь я ведь не смогу при них быть.

— Да, конечно, люди рано или поздно расстаются, но зато большую часть жизни рядом с тобой будет семья.

— Вот именно, рядом. А я как был, так и буду сам по себе. Знаете, родные, друзья — это как эскадрилья в полете.

— Эскадрилья?

— Ну да. Если с одним самолетом что-то случилось: мотор отказал, пилот ранен, — другие ему не помогут, за руль чужого самолета не сядешь. В лучшем случае будут лететь рядом и подбадривать.

— Ну что ж, и то хлеб!

— Подбадривать — это все равно что ничего. Сколько ни подбадривай, а мотору и пилоту крышка. Если кто и удержит самолет в воздухе, так только он сам.

— Сурово рассуждаешь.

— Как ни посмотри, а жизнь — это полет в одноместном самолете. Если что-то с ним не в порядке, к товарищу в кабину не перелезешь…

Пока они так разговаривали, стоя в коридоре, огоньки за окнами поезда стали проноситься все реже и реже. Вероятно, началась префектура Сайтама. Все пассажиры уже разошлись по своим местам.

— Ну что ж, пойдем-ка и мы спать. А то вставать рано, — зевнул Ёковатари, и разговор закончился.

2

Поезд прибыл в Тояма с опозданием на пять минут. Было еще темно. Здесь, на станции, им предстояло ждать поезда на Яцуо.

— А в Тояма холодней, чем в Токио. Хотя так и должно быть, — поежившись, сказал Ёковатари.

После теплого поезда северный воздух казался особенно леденящим.

— До отхода нашего поезда еще минут сорок. Давайте где-нибудь посидим.

Они поискали в здании вокзала кафе, но в этот ранний час все еще было закрыто. Идти в город не было времени. Умывшись, они расположились в зале ожидания и, дрожа от утреннего холода, стали дожидаться поезда.

Местный поезд резко отличался от того, на котором они только что приехали. Вагонов у него было всего четыре или пять, да и те — полупустые. Немногочисленные пассажиры, непонятно куда и зачем собравшиеся в такую рань, дремали на скамьях.

— А мне что-то спать совсем не хочется, — бодро заявил Ёковатари.

После умывания холодной водой и прогулки на свежем воздухе они чувствовали себя прекрасно.

— Вы хорошо спали? — спросил Мунэсуэ коллегу.

— Не очень. Я редко езжу ночью и не привык спать в поезде.

— Я тоже. Но все-таки спальные вагоны удобные.

— Конечно. А то бы всю ночь тряслись сидя, представляешь? Как потом работать?

— Кстати, этот поезд приходит в Яцуо в шесть девятнадцать. Рановато. Что будем делать?

— Да, в это время все учреждения еще закрыты. Может, лучше было бы спокойно посидеть в Тояма?

— Давайте заглянем в участок.

Дежурный там, конечно, есть, но все же неудобно беспокоить людей ни с того ни с сего. Дело же не срочное. — Ёковатари представил себе горную глушь, небольшой полицейский участок и дежурного, который спит себе мирно, не ведая, что еще немного — и его покой будет нарушен инспекторами из Токио, которые явятся ни свет ни заря, неся с собою запах крови. «Вот уж переполошатся, бедняги!» — подумал он и сказал: — Зайти туда, безусловно, придется, но лучше попозже.

— Пожалуй.

Пока они так разговаривали, поезд тронулся. В полутьме за окном тянулась равнина, белая, словно устланная снегом. Городские кварталы остались позади, и только где-то на горизонте уныло мерцали огоньки одиноких домов.