— Кстати, не приезжал ли сюда на вашей памяти этот негр? — протянул Мунэсуэ старику фотографию. — Может быть, вы что-нибудь знаете о нем?
— Иностранцев у нас много было, а вот негры ни разу не приезжали, — покачал головой старик, разглядывая фотографию. Потом он передал ее задумавшейся о чем-то своем старухе. Та, едва взглянув, тихо прошамкала провалившимся ртом, словно размышляя вслух:
— Мы-то ничего не знаем, может, О-Танэ-сан знает?
— А ведь и то правда, она же все время смотрела за гостями, когда нас не было, — сказал старик.
— А кто это О-Танэ-сан? — оживились инспекторы.
— Горничная, она давно у нас работала. Когда мы ездили в Токио или еще куда, она оставалась за хозяйку. Если уж кого спрашивать, так ее.
— А эта О-Танэ-сан сейчас здесь?
— Она в Юносава живет.
— Юносава? — Кажется, они уже где-то слышали это название.
— В деревне около плотины. Там уж никого не осталось, только одна она.
— Ну конечно, про эту деревню им говорила хозяйка, когда они пили чай в «Киридзумикане».
— А сейчас внучка О-Танэ помогает нам по хозяйству.
— Внучка?
— Славная девочка. Она еще малышкой осталась без родителей, О-Танэ ее вырастила. Когда О-Танэ состарилась и больше не могла работать, мы какое-то время присматривали за Сидзуэ — ее Сидзуэ зовут, эту девочку, — потом она кончила школу и теперь у нас работает, бабушку содержит. Говорили мы ей, иди дальше учись, мы об О-Танэ позаботимся, а она ни в какую: как же, говорит, я бабулю оставлю? Так и работает у нас. Сейчас позовем ее.
Не успел старик договорить, как старушка с неожиданным для ее возраста проворством встала, раздвинула сёдзи и вышла. Вернулась она в сопровождении сем-семнадцативосемнадцатилетней девушки, крепенькой и круглощекой. Тут же явилась и хозяйка с горячим чаем.
— Это наша Сидзуэ-тян. Уж такая она работница, так нам помогает. Грех, конечно, держать ее в такой глуши… — словно оправдываясь, сказала хозяйка, разливавшая чай.
Сидзуэ, и без того румяная, совсем залилась краской и смущенно поклонилась инспекторам.
— Рады познакомиться, Сидзуэ-сан. Видите ли, мы хотели бы поговорить с вашей бабушкой по одному важному делу… Скажите, как у нее с памятью? — дружелюбно заговорил Мунэсуэ, боясь обеспокоить девушку.
— Бабуля очень любит поговорить о прежних временах, часто рассказывает, какие люди раньше к нам приезжали. Так подробно обо всем рассказывает, что я даже удивляюсь иногда. — Сидзуэ, кажется, обрадовалась, что с ней заговорили о любимой бабушке.
— Это прекрасно. Кстати, не говорила ли бабушка о каком-нибудь постояльце-негре?
— Негре?
— Ну да, из Америки.
— Говорила. Она рассказывала, что как-то очень давно приезжал чернокожий солдат с сыном.
— Чернокожий солдат с сыном! — невольно вырвалось у полицейских.
— Ну да. Правда, она давно об этом рассказывала, может, я что и путаю.
— Мы хотели бы увидеться с вашей бабушкой…
— Ну вот и прекрасно! — улыбнулась хозяйка, обратившись к Сидзуэ. — У тебя же завтра выходной, ты как раз и проводишь гостей в Юносава.
Все, что можно было выяснить в Киридзуми, они выяснили. Теперь оставалось ждать завтрашнего дня. Ёковатари и Мунэсуэ вышли на улицу, и над ними раскинулось яркое звездное небо. Такого им давно не приходилось видеть. В городе небо тусклое, звезды унылые, едва заметные. А тут им словно не хватало места на небе, они теснили друг друга и сверкали. Сверкали жестким металлическим блеском, лишенным теплоты, как острия копий. Казалось, увидев людей, звезды ощетинились, как стая голодных зверей, готовых вот-вот броситься на добычу.
— Небо какое-то жуткое, — поежился Ёковатари и поспешил обратно в дом. Мунэсуэ последовал за ним, не рискнув остаться в одиночестве.
Утро было ясное. Во дворе гостиницы раздавались голоса: выглянув в окно, инспекторы увидели, что это отправляется в путь компания туристов.
— Стало быть, мы не одни тут ночевали, а? — обратился Мунэсуэ к Ёковатари.
Видно, они неплохо время провели. Вон какие веселые.
— Здесь, кажется, проходит туристский маршрут на какую-то Кривобрюхую гору и на плоскогорье Асама.
— Не Кривобрюхая, а Кривоносая! — раздался девичий смех у них за спиной. Это была вчерашняя девушка Сидзуэ: она принесла завтрак.
— А, Сидзуэ-сан!
— Ну как, хорошо вы спали?
— Как младенцы. Только от голода и проснулись.
— У меня давненько такого аппетита не было, — подтвердил Ёковатари слова Мунэсуэ, взглянув на накрытый столик. — На свежем воздухе особенно хочется есть.
— Кстати, Сидзуэ-сан, когда вы уходите?
— Все от вас зависит. Как только соберетесь, так сразу и пойдем.
— Так что ж мы тут расселись, — заторопился Ёковатари, — отнимаем у вас время, сегодня ведь ваш выходной.
— Ничего, ничего, завтракайте спокойно, — присела Сидзуэ рядом.
Ночь в гостинице вместе с обильным и изысканным ужином и завтраком стоила всего три тысячи иен. Расплачиваясь, они подивились дешевизне. Провожали их старики. Было что-то очень трогательное в том, как они стояли рядышком, глядя им вслед. Залитые ярким утренним солнцем фигурки стариков становились все меньше и скоро превратились в два черных пятнышка на дне ложбины.
— Все еще не уходят, — недоуменно сказал Мунэсуэ.
— Они всегда так провожают гостей, — объяснила Сидзуэ.
— Так вот и доживут свои дни вдвоем в этой горной гостинице, в тишине, — с грустью промолвил Ёковатари.
— Ну что ж, красивая, спокойная жизнь.