На студенческой автостоянке было немало спортивных и иностранных машин. И одевались питомцы Сент-Фелиса отнюдь не по-студенчески. По всему было видно, что денежные затруднения им неведомы. Они не знали конфликтов на почве повышения платы за обучение и не имели идеологических разногласий. Никакое повышение платы не могло серьезно обеспокоить состоятельных студентов, политика же и идеология их просто не волновали. Волновало их только одно — как бы повеселее провести быстролетную молодость.
Если конфликты все-таки возникали — правда, крайне редко, — это случалось по вине студентов, попавших сюда по ошибке. Опираясь на поддержку извне, они развертывали здесь бурную агитацию. Но за ними никто не шел. Идеи борьбы, переустройства мира были совершенно чужды Сент-Фелису. «Золотая молодежь» оттачивала свой интеллект и накапливала знания в атмосфере великосветского салона, которым и был, по сути дола, Сент-Фелис. Положение родителей полностью обеспечивало учащимся всяческий комфорт. Им достаточно было катиться по заранее проложенной для них колее, никуда не сворачивая, чтобы столь прекрасно установленный порядок никогда не нарушался. Вот почему чужаки не надолго задерживались в университете. Студенческие волнения бушевали по всей стране, но здесь царил покой.
В глубине обширной университетской территории находился детский сад. Как ни странно, здесь тоже была автостоянка, забитая дорогими автомобилями. На них привозили и увозили детей. В этот фешенебельный детский сад отдавали детей не только из Токио и его пригородов, но и из соседних префектур. На какое-то мгновение Ниими даже забыл о цели своего визита: его охватило беспокойство — сумеют ли сестра с мужем при своих доходах обеспечить сыну полный курс обучения?
Ниими пригласили в приемную, где его встретил человек со значком заведующего. Заведующий с недоумением взглянул на медвежонка, которого Ниими держал в руках, и подтвердил, что это действительно сувенир детского сада Сент-Фелис.
— А в чем, собственно, дело? — спросил он настороженно.
— Видите ли, судя по всему, владелец этого медвежонка попал под автомобиль, — сказал Ниими, сознательно искажая происшедшее.
— И что же?
— Поскольку найти его до сих пор не удалось… — И Ниими объяснил, что случайно оказался на месте столкновения вскоре после того, как оно произошло, и подобрал там этого медвежонка. Но никаких других доказательств происшествия у него нет, и полиция за это дело не берется. Пятна на медвежонке — это, очевидно, кровь пострадавшего. Даже если ему не удастся ничего предпринять для расследования этого преступления, он хотел бы по крайней мере вернуть медвежонка семье пострадавшего, но сначала надо ее разыскать.
История прозвучала довольно правдоподобно. Заведующий, видимо, поверил Ниими.
— Эта игрушка была подарена одному из наших новичков в пятьдесят восьмом году, — сказал он.
— Откуда вы знаете? — спросил Ниими.
— У нас игрушки пяти видов: медведь, белка, заяц, обезьяна и собака. Через каждые пять лет они повторяются. Медведь приходится на годы, оканчивающиеся тройкой и восьмеркой. У троечных медведей носы белые, у восьмерочных — черные.
— А почему вы сказали, что этот мишка относится к пятидесятым годам?
— У него на шее пять белых отметин. Значит, пятидесятые годы. Каждое поколение игрушек имеет свой цвет когтей, зубов, ушей и тому подобного.
— Понятно. Скажите, а вы не могли бы показать мне список принятых в сад в пятьдесят восьмом году?
— Видите ли… Если семья пострадавшего подала просьбу о розыске, то появление медвежонка, возможно, поможет делу.
— Ну что же, если так, я не возражаю, — сказал заведующий. Хитроумная легенда Ниими подействовала. Идея объявить владельца медвежонка пострадавшим оказалась удачной. Если бы Ниими сказал, что игрушка принадлежит преступнику, ему не только отказали бы в праве взглянуть на список, но и без промедления указали бы на дверь: Сент-Фелис с его безупречной репутацией не мог воспитывать правонарушителей.
В 1958 году детский сад принял сорок три человека. Сейчас им было по девятнадцать-двадцать лет. Как и следовало ожидать, в списке значились исключительно отпрыски высокопоставленных семей. Родители их были в основном предпринимателями, врачами, адвокатами, писателями, известными артистами, художниками. Среди сорока трех детей двадцать шесть были девочки. В дальнейшем учебу в Сент-Фелисе, включая и учебу в университете, продолжали тридцать человек.
Пока что круг подозреваемых ограничивался этими сорока тремя. Правда, кое-кто из них мог подарить мед-медвежонкапостороннему человеку. Но если питомцы Сент-Фелиса всю жизнь берегут эти игрушки как талисманы, го весьма вероятно, что преступника удастся обнаружить именно среди них.
Так или иначе, искать предстояло теперь уже не в безбрежном людском море, а среди весьма ограниченного круга лиц, и это само по себе было огромным успехом. Ниими все время чудилось, будто душа Фумиэ указывает ему путь.
— Но главное еще впереди, — сказал он Оямаде при встрече. — Не будем же мы спрашивать у каждого из сорока трех, где его медведь.
Ведь даже если они наткнутся на преступника, тот запросто отговорится, и все на этом кончится. У них же нет права вести расследование, и никто перед ними не обязан держать ответ.
— Что же делать? — спросил Оямада, не зная, что предложить.
— А не разузнать ли нам потихоньку об их машинах? Если машина сбила человека, на ней непременно должны остаться следы.